Неточные совпадения
И он беспрестанно под
разными предлогами выходил и опять входил, не в
силах будучи оставаться одним.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о
разных пустяках и не будучи в
силах спросить, что хотел.
Иленька молчал и, стараясь вырваться, кидал ногами в
разные стороны. Одним из таких отчаянных движений он ударил каблуком по глазу Сережу так больно, что Сережа тотчас же оставил его ноги, схватился за глаз, из которого потекли невольные слезы, и из всех
сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на землю и от слез мог только выговорить...
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних
сил в
разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
— А еще вреднее плотских удовольствий — забавы распутного ума, — громко говорил Диомидов, наклонясь вперед, точно готовясь броситься в густоту людей. — И вот студенты и
разные недоучки, медные головы, честолюбцы и озорники, которым не жалко вас, напояют голодные души ваши, которым и горькое — сладко, скудоумными выдумками о каком-то социализме, внушают, что была бы плоть сыта, а ее сытостью и душа насытится… Нет! Врут! — с большой
силой и торжественно подняв руку, вскричал Диомидов.
Самгин шел тихо, как бы опасаясь расплескать на ходу все то, чем он был наполнен. Большую часть сказанного Кутузовым Клим и читал и слышал из
разных уст десятки раз, но в устах Кутузова эти мысли принимали как бы густоту и тяжесть первоисточника. Самгин видел пред собой Кутузова в тесном окружении раздраженных, враждебных ему людей вызывающе спокойным, уверенным в своей
силе, — как всегда, это будило и зависть и симпатию.
— Отчего? Что с тобой? — начал было Штольц. — Ты знаешь меня: я давно задал себе эту задачу и не отступлюсь. До сих пор меня отвлекали
разные дела, а теперь я свободен. Ты должен жить с нами, вблизи нас: мы с Ольгой так решили, так и будет. Слава Богу, что я застал тебя таким же, а не хуже. Я не надеялся… Едем же!.. Я готов
силой увезти тебя! Надо жить иначе, ты понимаешь как…
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать
разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как уж опять с яростью хватаются за другое, как будто в нем вся
сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
С него немного спала спесивая уверенность в своих
силах; он уже не шутил легкомысленно, слушая рассказы, как иные теряют рассудок, чахнут от
разных причин, между прочим… от любви.
Так. Но ведь не планета же он в самом деле — и мог бы уклониться далеко в сторону. Стройно действующий механизм природных
сил мог бы расстроиться — и от внешних притоков
разных противных ветров, толчков, остановок, и от дурной, избалованной воли.
Одним словом, этакая бальзаковская женщина большую
силу забрала над
разными сиятельными старцами.
Война мира славянского и мира германского не есть только столкновение вооруженных
сил на полях битвы; она глубже, это — духовная война, борьба за господство
разного духа в мире, столкновение и переплетение восточного и западного христианского мира.
Он представил его человеком слабоумным, с зачатком некоторого смутного образования, сбитого с толку философскими идеями не под
силу его уму и испугавшегося иных современных учений о долге и обязанности, широко преподанных ему практически — бесшабашною жизнию покойного его барина, а может быть и отца, Федора Павловича, а теоретически —
разными странными философскими разговорами с старшим сыном барина, Иваном Федоровичем, охотно позволявшим себе это развлечение — вероятно, от скуки или от потребности насмешки, не нашедшей лучшего приложения.
Поэтому никакими
силами нельзя было заставить его читать Маколея; посмотрев четверть часа на
разные страницы, он решил: «Я знаю все материи, из которых набраны эти лоскутья».
— Видишь ли ты, стоят перед тобою три пригорка? Много будет на них цветов
разных; но сохрани тебя нездешняя
сила вырвать хоть один. Только же зацветет папоротник, хватай его и не оглядывайся, что бы тебе позади ни чудилось.
У меня было впечатление, что все эти люди, представлявшие
разные революционные и оппозиционные течения, чувствовали себя во власти стихийных, фатальных
сил, которыми они не могут управлять и направлять согласно своему сознанию.
— Потому, что хлебушко заботу любит. Выпечка-то выпечкой, а вся
сила в муке. У меня покупной муки нет, вся своя, рожь отборную покупаю на местах, на мельницах свои люди поставлены, чтобы ни соринки, чтобы ни пылинки… А все-таки рожь бывает
разная, выбирать надо. У меня все больше тамбовская, из-под Козлова, с Роминской мельницы идет мука самая лучшая. И очень просто! — заканчивал всегда он речь своей любимой поговоркой.
В молодых годах он был очень красив и пользовался огромным успехом у женщин. По — видимому, весь избыток молодых, может быть, недюжинных
сил он отдавал
разного рода предприятиям и приключениям в этой области, и это продолжалось за тридцать лет. Собственная практика внушила ему глубокое недоверие к женской добродетели, и, задумав жениться, он составил своеобразный план для ограждения своего домашнего спокойствия…
А посему, за
силою законов, капитан в свою очередь требовал для Банькевича
разных немилостивых наказаний.
Вероятно, от этого неиспользованного» избытка
сил мое воображение носилось в
разных фантастических областях, занимательных, но бесплодных.
Несчастный мужик вечно находился под воздействием двух
сил, тянувших в
разные стороны.
Максимум рабочих часов — 12 1/2 в сутки — приходится на май, июнь и июль, а минимум — 7 час. — на декабрь и январь.] он же предоставляет
разные облегчения каторжным разряда исправляющихся; но практика поневоле не всегда сообразуется с законом именно в
силу местных условий и особенностей труда.
По этому положению при определении на
разного рода работы принимаются в основание: физические
силы рабочего и степень навыка к работе.
В них была вся
сила, а горные инженеры и
разное начальство служили только для декорации.
Все надежды и упования увезли с собой по
разным местам те, кто еще был в
силах и надеялся найти работу.
Вся
сила заболотских скитов заключалась в матери Пульхерии, а мать Енафа только эксплуатировала эту популярность. Бывавшие в Заболотье милостивцы не удостаивались видеть великую подвижницу. Все делалось через мать Енафу, умевшую только одно: ладить с
разными милостивцами, питателями и христолюбцами.
— И у ней нахожу нечто вроде этого; потому что, при всем богатстве и поэтичности ее воображения, сейчас же видно, что она сближалась с
разными умными людьми, наскоро позаимствовала от них многое и всеми
силами души стремится разнести это по божьему миру; а уж это — не художественный прием!
Разные безгрешные доходы процветали в полной
силе, и к ним все так привыкли, что общим правилом было то, чтобы всяк сверчок знал свой шесток и чтобы сору из избы не выносил.
Около служб мирно пасется стая индеек, и несколько мальчишек усердно дразнят огромного индюка, который изо всех
сил топырится, а по временам и наскакивает стремительно на обидчиков, мгновенно рассыпающихся в
разные стороны.
Такой подробный осмотр производился обыкновенно в корпусе по четыре раза в год, и всегда он бывал для Александрова чем-то вроде беспечной и невинной забавы, тем более что при нем всегда бывало испытание
силы на
разных силомерах — нечто вроде соперничества или состязания.
Откупщицы не было еще в собрании. Благодаря постоянно терзавшему ее флюсу, она с утра втирала в щеку
разные успокаивающие мази и только часов в десять вечера имела
силы облечься в шелковое шумящее платье, украситься брильянтами и прибыть в собрание. Вальс в это время уже кончился.
Сенатор в это время, по случаю беспрерывных к нему визитов и представлений, сидел в кабинете за рабочим столом, раздушенный и напомаженный, в форменном с камергерскими пуговицами фраке и в звезде. Ему делал доклад его оглоданный правитель дел, стоя на ногах, что, впрочем, всегда несколько стесняло сенатора, вежливого до нежности с подчиненными, так что он каждый раз просил Звездкина садиться, но тот, в
силу, вероятно, своих лакейских наклонностей, отнекивался под
разными предлогами.
Мне только что минуло пятнадцать лет, но иногда я чувствовал себя пожилым человеком; я как-то внутренне разбух и отяжелел от всего, что пережил, прочитал, о чем беспокойно думалось. Заглянув внутрь себя, я находил свое вместилище впечатлений подобным темному чулану, который тесно и кое-как набит
разными вещами. Разобраться в них не было ни
сил, ни умения.
Раньше наша компания старалась держаться во всех играх вместе, а теперь я видел, что Чурка и Кострома играют всегда в
разных партиях, всячески соперничая друг с другом в ловкости и
силе, часто — до слез и драки. Однажды они подрались так бешено, что должны были вмешаться большие и врагов разливали водою, как собак.
Но для того, чтобы убедиться в этом, мне пришлось пережить много тяжелых лет, многое сломать в душе своей, выбросить из памяти. А в то время, когда я впервые встретил учителей жизни среди скучной и бессовестной действительности, — они показались мне людьми великой духовной
силы, лучшими людьми земли. Почти каждый из них судился, сидел в тюрьме, был высылаем из
разных городов, странствовал по этапам с арестантами; все они жили осторожно, все прятались.
Иногда играли в карты — в дураки и свои козыри, а то разговаривали о городских новостях или слушали рассказы Маркуши о
разных поверьях, о мудрости колдуний и колдунов, поисках кладов, шутках домовых и всякой нечистой
силы.
Ты продала свою внучку разбойнику Мишке Куролесову, который приворотил вас с дочкой к себе нечистой
силой…» Старуха Бактеева вышла из себя и в запальчивости выболтала, что Арина Васильевна и ее дочери были с ней заодно и заранее приняли
разные подарки от Михаила Максимовича.
— Любят они меня. Много я рассказываю им
разного. Им это надо. Еще молодые все… И мне хорошо с ними. Смотрю и думаю: «Вот и я, было время, такая же была… Только тогда, в мое время, больше было в человеке
силы и огня, и оттого жилось веселее и лучше… Да!..»
Молодой Бельтов, у которого и самолюбие было развито, и юное сознание
сил и готовности, — мечтал о будущем; у него в голове бродили
разные надежды, планы, упования; он мечтал об обширной гражданской деятельности, о том, как он посвятит всю жизнь ей… и среди этих увлечений будущим пылкий юноша вдруг бросился на шею к женевцу.
Рюмин. Не любви прошу — жалости! Жизнь пугает меня настойчивостью своих требований, а я осторожно обхожу их и прячусь за ширмы
разных теорий, — вы понимаете это, я знаю… Я встретил вас, — и вдруг сердце мое вспыхнуло прекрасной, яркой надеждой, что… вы поможете мне исполнить мои обещания, вы дадите мне
силу и желание работать… для блага жизни!
Это была страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм. Тысячи людей — инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и кузнецов — собрались сюда с
разных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои
силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса.
— Это так, вы сильнее меня! — начал он, стараясь сохранить насмешливый тон. — Но против
силы есть
разные твердые орудия! — присовокупил он и положил руку на одно из пресс-папье.
При движении барки в полосах воды
разной скорости пользуются той
силой инерции, какую барка получает от своего предыдущего движения по реке.
— Может быть-с, но дело не в людях, — возразил он, — а в том, что
силу дает этим господам, и какую еще
силу: совесть людей становится в руках Таганки и Якиманки;
разные ваши либералы и демагоги, шапки обыкновенно не хотевшие поднять ни перед каким абсолютизмом, с наслаждением, говорят, с восторгом приемлют
разные субсидии и службишки от Таганки!
Мать обеспокоилась, но не стала защищать меня и, только тяжело-тяжело вздохнув, отошла немного в сторону. Пришли конюха и стали смотреть меня. Один побежал объявить конюшему. Все смеялись, глядя на мои пежины, и давали мне
разные странные названия. Не только я, но и мать не понимала значения этих слов. До сих пор между нами и всеми моими родными не было ни одного пегого. Мы не думали, чтоб в этом было что-нибудь дурное. Сложение же и
силу мою и тогда все хвалили.
О господи, господи! сколько удивительных коньков есть у странствующего по лицу земли человечества! И чего ради все это бывает?! Чего ради вся эта суета, давка и напраснейшая трата добрых и хороших
сил на ветер, на призрак, на мечтание! Сколько в самом деле есть
разных этих генералов Джаксонов, и на сколько ладов каждый человек умудряется умереть за своего Джаксона!
В предисловии исчисляются
разные пользы арифметики, чтобы приманить к занятию ею; между прочим говорится: «По сей мудрости гости по государствам торгуют, и во всяких товарех и в торгех
силу знают, и во всяких весех, ив мерах, и в земном верстании, и в морском течении зело искусни, и счет из всякого числа перечню знают» (см. Карамзина, прим. 437 к X тому).
Мне нужно было уезжать, но я день за днем за
разными предлогами откладывал свой отъезд, не имея
сил расстаться с своими новыми друзьями; в последних числах июля я, наконец, объявил, что уезжаю.
Этот круг, более или менее просторный, смотря по степени просвещения страны, есть живая, полная
сил среда, пышный цвет, в который втекают
разными жилами все соки, трудно разработанные, и преображаются в пышный венчик.
Замечательно, что, несмотря на всю
силу и едкость некоторых статей «Собеседника», на них нет жалоб порочных людей, которые себя в них узнавали; но зато очень много помещалось в «Собеседнике» писем, в которых
разные лица жаловались на «Были и небылицы», осмеявшие их.